о журнале   публикации  книги контакты   подписка заказ!
Марш-бросок от муссона

Владимир Кочетков


На фото автор - Владимир Кочетков

Сегодня мне бы хотелось поговорить о прикладном значении физкультурных занятий, о том моменте, когда физкультура превращается в физическую подготовку, не просто облегчающую повседневную жизнь, но и помогающую порой выпутаться из экстремальной ситуации. Ну а ситуации в жизни случаются самые разные — вряд ли кто-то может застраховать себя от неожиданностей.

Один раз в жизни я видел лес после пожара на торфяниках. Видел с воздуха, с высоты семисот метров. Мой отец, военный вертолетчик, взял меня, тогда мальчишку-шестиклассника, с собой на облет. Земля сверху казалась безжалостно изуродованной. Обгоревшие стволы елей и берез валялись словно спички, разбросанные в беспорядке на полу, почва дымилась, как будто мы пролетали над вулканической лавой. Отца за те подвиги наградили медалью «За отвагу на пожаре».

Он не очень-то любит в подробностях рассказывать о мае того года. И вообще он не любит приписывать себе какие-то героические поступки. Но факт остаётся фактом, вертолетчики вывезли из огня десятки людей: рискуя погибнуть, садились посреди огня, работали в экстренном режиме почти без отдыха, оказывали первую помощь. Одного мужчину они подобрали далеко в лесу. Пытаясь обойти место пожара, он взял далеко в лес. Этот мужчина тащил на руках шестилетнего ребенка. Они ушли то ли на рыбалку, то ли за грибами и неожиданно попали в полосу огня. Пожар начался внезапно. Сначала загорелся ельник на берегу реки, потом торф. Дым мгновенно разошелся по всему лесу, и мужчина не смог сразу оценить ситуацию, но когда, по его словам, он «услышал треск огня», бросился прочь не разбирая дороги. Очень скоро он посадил уставшего сына на плечи, а сам, не оглядываясь, бежал и бежал. Страх за жизнь ребенка заставлял его не останавливаться и не обращать внимания ни на рваную одежду, ни на собственную усталость. За два дня тот человек успел сделать полукруг в 50 километров, и вертолетчики подобрали его, обессилевшего, на берегу реки. Тогда от них я впервые и услышал это слово «марш-бросок» — в применении не к военным действиям.

«Делай выводы, — сказал мне тогда отец, — умение бежать по бездорожью жизненно необходимо, и может иногда даже спасти человеку жизнь». В шестом классе мы с друзьями на уроке физкультуры легко сдали нормы ГТО и, решив усложнить задачу, придумали свой собственный тест. Перенесли выполнение некоторых норм на природу: в длину прыгали через овраг, метали круглые, гладкие камни, бегали по песку, а кросс заменили солидным переходом через лес по бездорожью. Причем это было такое ускоренное передвижение: мы бежали, где это было возможно, а на остальных участках очень быстро шли. Не скажу, что ощутил какую-то большую разницу в нагрузке, лишь переход заставил попотеть больше всего. В дальнейшем во всех встречаемых нормах я в первую очередь обращал внимание именно на ускоренное передвижение по пересеченной местности.

Впоследствии мне удалось выполнить первый разряд по многоборью ГТО (на тренировках я даже набирал кандидатский норматив), в армии продолжил заниматься многоборьем, переключившись на военно-спортивный комплекс.

В армии мне вообще повезло. Как член сборной команды многоборцев я общался с известными на весь Московский округ мастерами спорта по многоборью братьями-близнецами прапорщиками Смирновыми. На сборах довелось не только соревноваться с ними, но и учиться у них. Несколько раз мы вместе смотрели фильмы (скрытым показом — один из братьев где-то их доставал) о подготовке элитных частей западных стран, а потом в тренировках старались что-то повторить и что-то использовать. Но каково было мое удивление, когда оказалось, что нормы их тестов едва дотягивают до серебряного значка ГТО! Только одно лишь ускоренное передвижение «по западному образцу» чуть уводило тест вперед. На тренировочных сборах несколько раз мы «по их примеру» бежали 12 километров от одной до другой точки, невзирая на неглубокие болота и даже речную переправу (как это было принято у них).

Те тренировки и марш-броски сказали «свое веское слово» — я приобрел и уверенность, и дополнительную тренированность, да и двигательный кругозор значительно расширился. Но оценить по-настоящему прикладное значение тренировки в ускоренном передвижении по пересеченной местности, да и вообще, оценить значение физической подготовки в целом, мне пришлось спустя несколько месяцев после службы. Приключение, о котором хочу рассказать, я могу назвать самым длинным и сложным марш-броском своей юности.

С бывшим сослуживцем Владимиром Долинским мы искали возможность поработать в каких-нибудь далеких и диких местах. Ну, была такая мечта! Хотелось во что бы то ни стало увидеть нетронутые человеком края, хотелось в полной мере насладиться свободой и красотой, ну и еще раз проверить себя: юность очень требовательна к подобного рода запросам. Случайно попалось на глаза объявление в газете о наборе рабочих в лесоустроительную партию, и мы, недолго думая, собрали рюкзаки, взяли билеты до Хабаровска и рванули на восток.

Хабаровск помню плохо – так, словно во сне - трамваи на склонах, продуваемая насквозь ветром набережная Амура, галдящий на разные лады продуктовый рынок. И беспорядочные улицы, дома в Хабаровске, то громоздились друг на друга, на склонах сопок, то, проваливаясь в какие-то низины, расползались по пустырям.

Устроились быстро — в таких партиях всегда не хватает рабочих. Сразу после майских праздников загрузили в вагон местного почтово-багажного поезда снаряжение экспедиции и по железной дороге добрались до какой-то маленькой станции в Амурской области. Оттуда экспедицию забросили вертолетом километров за сто пятьдесят вглубь тайги, в отроги Буреинского хребта, на самую границу с Китаем. В бригаде были разные люди — и бывалые лесовики, и бывшие зэки, и нанаец, и просто бродяги — рабочих нанимали каждый год вновь, постоянного состава за предприятием не числилось. Потому и с зарплатой их обманывали. Нанайца было как-то особенно жалко — внук шамана, он попал в тайгу прямо из лечебно-трудового профилактория, пытаясь спастись от алкоголизма. Но от себя, куда ни скройся, не убежишь, никакая тайга не спасет. Продержался тот нанаец недели две, а потом, украв у инженера канистру со спиртом, сгинул без следа.

Несколько дней мы строили бревенчатые хижины базового лагеря: покрывали привезенным с собой толем крыши, навешивали двери и конопатили мохом стены, а потом получили снаряжение и начались наши походы в тайгу. Было очень трудно, но интересно. Мы рубили топорами узкие (в полметра шириной) просеки, помечая углы квартальными столбами, и наносили всё это на карту. В тайгу уходили далеко от базового лагеря, иногда километров за пятьдесят, недели на две. Получали у инженера маршрут, продукты, палатку, составляли хорошую выкопировку с карты, и в путь. Выкопировка – это схема на кальке, срисованная с карты в масштабе и с ориентирами. Ходили по двое – так в лесоустроительных партиях заведено – наверное, чтобы не одичать в лесу в одиночку, и помочь, если что….

Ходьба по бездорожью, по горам и густым зарослям требует отменной физической подготовки. Подлесок местами был такой густой, что топор едва помогал: приходилось в прямом смысле прорубать себе тропу. Влажность такая, что воздуха на вдохе не хватает — вдыхаешь, вдыхаешь, а он словно комом встает у входа в легкие и ни туда ни сюда. Жара, рой комаров и слепней над головой: у лица рукой взмахнешь — пара слепней в кулаке. Карабкаешься на вершину хребта — нагрузка пот до последней капли выжимает, не оставляя на куртке-«хэбэшке» сухого места. Тяжело. Но наверху вдохнешь поглубже, по сторонам осмотришься — дух захватывает: горы волнами на запад, лес необозримый, река порогами сверкает. А иногда ветерок комаров отгонит — и совсем хорошо.

Мы ставили палатку у лесного ручья, разводили костер, готовили ужин, а чтобы нас не беспокоили медведи, развешивали вокруг палатки портянки. Вечер любили больше всего — отдыхали, обсуждали всё, что видели, мечтали. Вставали рано утром, с восходом, пока спали комары, и делали хорошую гимнастику. Она нас выручала. Встанешь еле-еле, с ноющим телом, скрипящими мышцами, но комплекс прогонишь, «растянешься» как следует, из ручья водой ополоснешься — можно жить!

Всякого насмотрелся за сезон. Видел дикие, перевитые лимонником дебри, видел оленей и лосей. Видел, как всего лишь из азарта, проверяя патрон, пальнул в маленького оленя кабаргу наш инженер. Разбил ей весь зад картечью, а потом добил палкой. До настоящей драки у нас с ним дело не дошло, хотя поругались мы тогда крепко, но с тех самых пор слово «охота» перестало для меня существовать.

Как бы то ни было, утолили мы голод мечты, хорошо утолили. Но сезон до конца недотянули — выдохлись (но так и бывает в жизни — о подвигах легко рассуждать, нелегко быть героем). Взяли расчет после очередного таежного захода и следующим же утром, с восходом солнца, собрались на станцию. Как добираться, не представляли себе. Но страха не было, как-никак несколько месяцев таежной практики роль сыграли, а в физической подготовке сомнений не было, мы рассматривали предстоящий путь как очередной марш-бросок. Помощник инженера нас пожалел, рассказал подробно о предстоящей дороге, даже схему начертил, а заодно предупредил о приближающемся муссоне. Так и сказал: не вовремя, мол, собрались, под такой дождь в горах попасть — сгинуть можно. Но нам так хотелось как можно скорее уйти, да и разве может смутить человека в юности сообщение о каком-то дожде…

По словам помощника, выходило, что особо трудными были тридцать с небольшим километров до лесовозной дороги: таежная тропа, горные кряжи. Дорога — дрянь, но оттуда можно доехать до станции на лесовозах.

— Одна беда, — непрестанно качая головой, твердил он нам, — день неудачный выбрали. Суббота, всего два лесовоза на станцию пойдут. Не успеете — пешком топать сотню километров. И муссон…

Едва лагерь остался за поворотом, азарт пересилил — почти полторы сотни километров впереди, тайга, муссон, лесовозы... Скоро разогрелись движением и уже веселее смотрели по сторонам на глухие заросли, на обходящую осколки скал тропу. Часа через два инженер и оставленная работа были позабыты и новые заботы захватили сознание.

Тропа терпеливо вела всё дальше и дальше. Мы не разговаривали, стараясь беречь силы. Вначале было тихо, я слышал лишь шелест травы под кроссовками, легкое дыхание моего друга и шепот уходящего ввысь тумана. Солнце поднялось над верхушками елей и лиственниц, растворилось на белом небе и вскоре уже пылало огнем. Жаркий влажный воздух наваливался, сбивал дыхание, расслаблял мышцы. Пот стекал со лба на лицо и шею. Слепни и комары не отставали, рюкзак всё больше тяжелел, хотелось остановиться, но, помня о предостережении помощника инженера, мы не сбавляли темп, надеясь перехватить машины.

Через несколько часов тропа вывела нас к лесовозному тракту. Местами дорога, изрытая на поворотах огромными колеями, была похожа на неряшливую просеку с безжалостно поломанными и в беспорядке наваленными стволами кедров и берез, но в основном поверхность ее казалась довольно накатанной. Смущало лишь то, что и вся эта поверхность, и обочина состояли из обычной глины — во время дождя вряд ли эта дорога могла быть проходима. Еще небо затянуло мутной пеленой, эта пелена спрятала солнце, заложила уши и разбудила дремавшее беспокойство. Поесть мы не успели. Едва устроились на обочине, едва развязали тесемки рюкзаков, как из-за поворота выскочил лесовоз. В крохотной кабине было место только для одного, и то едва-едва. Мы укрепили рюкзаки на бревнах, Володя забрался в кабину. Он не хотел оставлять меня одного, но мы никак не думали, что вторая машина может проехать мимо. А она проехала мимо, водитель не захотел взять меня с собой, — может, тому виной была близость границы, может быть, какая-то другая причина, только я остался на дороге один.

Я ругался, кричал от бессилия, плевал ему вслед, не осознавая до конца всю сложность ситуации, в которую попал. «Что ж, — решил я, едва ко мне вернулось спокойствие, — вот он, марш-бросок по-таежному. Пожалуй, никакой спецназ не сравнится. Будет настоящая проверка моим тренировкам».

Внезапно, словно желая посеять сомнение, налетел ветер — он метался в вышине, раскачивая кроны деревьев. Небо опустилось и накрыло горные хребты. Теперь казалось, что их вершины упираются в сплошную пелену какой-то густой плотной серой дымки. Комары исчезли, мои крики тонули, словно их сжимало со всех сторон глухими, невидимыми стенами. Я понял, что приближается муссон, о котором нас предупреждали на базе.

Стараясь оставить тревожные мысли позади, побежал. Это выглядело как-то наивно, по-детски, но мне казалось, что если я буду бежать, то и страх, и опасность не догонят меня. Я бежал в очень легком темпе, считая про себя шаги, и скоро немного успокоился. «Чему быть, — думал я, — того не миновать. Выпутаюсь». Время от времени само собой оборачивался и смотрел туда — на заросшие пихтами и лиственницами склоны. Иногда переходил на шаг, вспоминая службу в армии, вспоминая всё, что приходилось до этого читать о приключениях.

Часа через два почувствовал, что сил остается совсем немного — сказывался более чем 30-километровый утренний переход, этот двухчасовой полубег и то, что вся еда уехала вместе с Владимиром на лесовозе. Я уже был готов вновь кричать от отчаяния, когда увидел рыбаков. Сейчас я понимаю, что мне просто повезло. Их было трое. Они поднимались от реки на мотоциклах. Взяли меня не сразу — долго спорили друг с другом, долго я пытался их уговорить. И они было всё же уехали, оставив мне пакет с хлебом и колбасой и предложение выпутываться самому, но через десять минут один из ребят вернулся. У них была рация, и он знал о муссоне, знал, что это такое, понимал, что 90 километров — это расстояние:

— Если тебя оставлю, не прощу себе. Муссон — страшное дело. С горы будем ехать, в гору будешь спрыгивать с мотоцикла и бежать, за багажник держаться. Как-нибудь доберемся.

Его люлька была доверху забита рыбой, мотоцикл еле ехал, и то, что он взял меня, было с его стороны почти подвигом. Началась вторая, и не менее тяжелая, часть пути. В гору, стараясь не отстать и сэкономить силы, я бежал, держась за багажник. Считал шаги, стараясь четко менять ноги с левой на правую в такт счету. «Сейчас споткнусь, упаду, он не заметит моего падения и уедет», — заразная мысль постоянно сверлила мозг, ноги деревенели, но автоматически продолжали бежать и бежать. На вершине очередного подъема, выдавливая из себя предельное усилие, впрыгивал в седло. «Как ковбой», — тупо повторял я при этом каждый раз. Сердце шумно и быстро отсчитывало удары — оно продолжало бежать. Я же старался в этот миг удержаться и не свалиться с мотоцикла.

Иногда мне казалось, что мотоцикл вот-вот развалится от натуги на части от этих бесконечных подъемов и непривычного груза. Даже воздух шипел, соприкасаясь с раскаленным двигателем. Лишь на длинных спусках он раскручивался словно маховик. Я потерял счет времени, сосредоточившись лишь на выполнении команд самому себе — спрыгивал, бежал, запрыгивал, толкал. Но меня всё больше и больше охватывало тягостное беспокойство — я видел страх в глазах парня, когда он оглядывался назад.

Муссон настигал. Внезапно потемнело вокруг, словно наступили сумерки. Воздух стал плотным, тягучим на ощупь. Птицы умолкли. Даже ветра не было слышно. Но где-то за горами стоял гул. Едва различимый сначала, он с каждой минутой приближался всё ближе.

Дорога, то почти срываясь со склона вниз, то ныряя в проломы между отвесными скалами, была нашим единственным спасением. Мы каждую секунду могли ухнуть вниз, за камнями и кусками щебня, скатывающимися из-под колес, но нам везло — крутые подъемы остались позади, а сидящий за рулем парень, видимо, хорошо знал и свой мотоцикл, и эту дорогу.

Последний раз я оглянулся, когда станция уже была видна. Густая чернота медленно выползла из-за гор, заполнила распадки, заскользила по склонам. Это были не облака, казалось, воздух обуглился, потяжелел и, опускаясь всё ниже и ниже, проглатывал деревья, скалы и дорогу, подкрадываясь к нам в злорадном грохоте. Стена воды готова была смыть нас со своего пути. Теперь я понял причину страха рыбаков и предупреждение помощника инженера.

Мы успели. Река на въезде на станцию разлилась — перехлестывала через мост. Мы пролетели через речку прямо по доскам затопленного моста, на повороте я спрыгнул и, рискуя упасть, побежал прямо через склад рельсов и шпал и с первыми каплями дождя нырнул под козырек здания местного вокзала. Редкие ожидающие своих рейсов пассажиры сидели в центре зала, боясь подходить к окнам. Здание гудело и тряслось, казалось, оно вот-вот развалится на части. Мне стало не по себе от мысли, что я мог остаться где-то там, в горах на дороге…

Сейчас я думаю: что было бы, если бы я не занимался физкультурой? Как бы мне удалось справиться со своим состоянием, с расстоянием? Я не люблю экстрим, не люблю экстремальные виды спорта и погоню за адреналином, не признаю жизнь через искусственную опасность, но в практическое значение физкультуры верю свято. Эта вера и тренировки помогли мне тогда…
Владимир КОЧЕТКОВ, учитель географии и физкультуры, пос. Сурское, Ульяновская обл.

 

назад

© ФИС 2018 Наш адрес 125130, г. Москва, а/я 198
Телефоны 8(495)786-6062, 8(495)786-6139