о журнале   публикации  книги контакты   подписка заказ!
Если ты весь мир приобретешь...

Николай Малецкий


Владимир Преображенский (слева) и Николай Малецкий на съемках фильма

Владимир Сергеевич Преображенский! Сколько людских сердец (смею предположить — множество), услышав это имя, разом вздохнут светлым вздохом и зазвучат громче. Сколько искренних слов вымолвят благодарные души, заслышав о докторе ФиС. Вылечил кого-то, кому-то помог советом, кого-то просто внимательно выслушал... И ведь результат был налицо...

Как больно, что ныне уже Владимир Сергеевич возвращается к нам только в воспоминаниях...

Но разве память о Человеке не есть продолжение его жизни, а стало быть, отчасти и сама жизнь? Разве не так? Осень 92-го. Одного из самых лихих годов. Вокруг надсадно бушуют «чернуха с порнухой», а мы начинаем работу над фильмом «Завтрак с видом на Эльбрус» по повести Юрия Визбора. Любовь, дружба, горнолыжные спуски... За такое можно было и на костер... Я чувствовал себя камикадзе с пристегнутыми ремнями. Я уже слышал команду по связи: «Первый, на взлет!»

Но, видно, небесам и Юрию Иосифовичу, где он по тем временам уже пребывал, было угодно, чтобы фильм состоялся, потому что стали прибывать в съемочную группу удивительные люди, которые, собственно, и решили в конце всех концов судьбу будущей кинокартины.

И безусловно, безусловно, безусловно, одним из таких спасителей был Владимир Сергеевич Преображенский. Осень 92-го. Съемочная группа, как всегда, в цейтноте: покамест дотягивали сценарий, покамест актеров искали — зима стала уходить, убегать вприпрыжку. Слава тебе, Господи, утверждены были исполнители главных ролей: Костолевский, Сотникова, Каншина, Филозов, Шавлак, Рудина, Саранцев, Епископосян...

И всё бы ничего, но отобранные актеры не то чтобы отродясь не стояли на лыжне — они нетвердо знали разницу между креплением и опорной палкой. А нам надо было буквально в течение недели «поставить всем горнолыжный голос». То есть сделать то, на что уходят «месяцы месяцев и века и тьмы тем веков»... А посему нужен был тренер-зверь, который бы сквозь стрессы, слезы, мозоли, синяки и ушибы опустил бы наших звезд с актерского Олимпа прямиком к лыжным регалиям у подножия Чегета. Нам нужен был зверь-зверюга.

Евгений Григорьевич Богатырев, один из авторов сценария, сказал, что у него есть достойная кандидатура. Зови! Зови! Веди! Зверюгу-зверя.

Следующим утром я увидел человека в годах, невысокого роста, весьма скромного телосложения, который почти каждую фразу начинал словами: «Извините», «Мне это представляется так... но, возможно, я недостаточно осведомлен о ваших задачах, а посему могу заблуждаться». Матерь Божья... И этот человек вывернет наизнанку наших Гамлетов с Офелиями?. «Что он Гертруде? Что ему Гертруда?» — подумал грешным делом я с печалью высшей пробы на челе... Владимир Сергеевич Преображенский.

В ту пору только-только начали заключать актерские контракты. На главную роль горнолыжного инструктора Павла был утвержден Игорь Костолевский. В его договоре едва ли не первым пунктом значилось: ни при каких обстоятельствах он не должен спускаться на лыжах даже по детскому склону, да и на ровном месте предписано стоять на снегу, а не на всяких там неведомых креплениях. Всюду работают дублеры.

Мы нисколько не возражали, напротив, были полностью солидарны: малейший вывих руки или ноги у Костолевского — и съемки тотчас «стоп машина» на неделю, на две, на три... И это в состоянии полнейшего цейтнота. Свят-свят. Даже подумать страшно.

Через месяц Игорь спускался самостоятельно со второго Чегета — с самой вершины сложнейшей трассы. Можете отнести это на полку кинематографических баек. Воля ваша. Но Костолевский вправду «заболел» по полной. По окончании фильма он ездил в горы во Францию, в Австрию или в подмосковный Турист... Какая разница... Он катался, как заправский горнолыжник...

«Красота — это страшная сила!» Я бы добавил к словам Раневской: «И доброта вкупе с лояльной человечностью». Не сомневаюсь, что от окриков «зверюги» актеры бы скукожились в себе и «поехали» в лучшем случае через месяц-другой. А здесь... Разве могли они подвести своего ласкового наставника? Нет, не могли. А потому и расстарались, как ни с кем другим. Все до единого встали на лыжи и на лыжню. Поехали и полетели.

Снова-таки: считайте это «датским» славословием. Но у меня свидетели имеются. Их много. Им несть числа. Каждое утро съемочного периода на снежном подиуме у подножия Чегета начиналось с нашего с Преображенским совещания. Я рассказывал Владимиру Сергеевичу, что предстоит снимать сегодня, а он вычленял горнолыжную составляющую и продумывал, как ее осуществить. Мы загружали в снегоходы кинематографический скарб: камеры, костюмы, осветительные приборы и прочий непотреб, чтобы поднять его на гору, а Владимир Сергеевич тем временем уже «репетировал» сегодняшнюю программу. Замечу: те, кто ставил на льду клоунаду, знают, как сложно изображать в кино спортивных «чайников». Именно их, обучающихся в группе главного героя фильма Павла, помимо него самого тренировал Владимир Сергеевич. И полагаю, что его работа на предгорье начиналась со слов: «Извините», «Возможно, я не прав». И произошло чудо. Не через века и тьмы веков, а буквально через несколько дней наши актеры поехали «чайниками»...

И так день ото дня протекали съемки. Со скрипом, спотыкаясь и падая, мы каждодневно катились к финишу...

И еще непременно наступал вечер. Опускалась темнота. Съемки доводилось останавливать.

И после дикой дневной головомойки: и снег не так, и камера мимо, и в постоянный страх в подкорке, что полетит, мол, фильм к чертям собачьим, хотя и есть в съемочной группе пара-тройка людей, которые не «киксанут» на своем месте, которые завсегда готовы работать «до дней последних донца», — после всех этих мук, после вечерней разборки полетов, после совещаний на день грядущий мы выходили с Владимиром Сергеевичем на ночную пустынную дорогу заснеженного чегетского леса, и я начинал тихо и сперва угловато читать Юрия Левитанского:
Это город. Еще рано. Полусумрак, полусвет.
А потом на крышах солнце, а на стенах еще нет.
А потом в стене внезапно загорается окно.
Возникает звук рояля. Начинается кино.

Но как умел слушать Владимир Сергеевич, чутко и благодарно... И падал большой душистый снег, а я уже читал поэму Давида Самойлова «Снегопад»:
Декабрь. И холода стоят
В Москве суровой и печальной.
И некий молодой солдат
В шинели куцей госпитальной
Трамвая ждёт.
Его семья
В эвакуации в Сибири.
Чужие лица в их квартире.
И он свободен в целом мире.
Он в отпуску, как был и я.

И падал, падал, падал снег, бесшумно и мудро. И смывал все дневные невзгоды и передряги, и обещал грядущие свершения.
Морозец звонок, как подкова.
Перефразируя Глазкова,
Трамваи, как официантки,
Когда их ждешь, то не идут.
Вдруг снег посыпал. Клочья ватки
Слетели с неба там и тут.

До конца жизни земной Владимира Сергеевича мы перезванивались (я набирал номер его телефона) и вспоминали ночной строй белых корабельных сосен и блистательные поэтические строки.
— А помните, Владимир Сергеевич?
— Помню, Николай Леонидович.
П.ауза...
— А помните, Николай Леонидович?
— Конечно, помню, Владимир Сергеевич!

Потому что в этой драме, будь ты шут или король,
дважды роли не играют, только раз играют роль.
И над собственною ролью плачу я и хохочу.
То, что вижу, с тем, что видел, я в одно сложить хочу.
То, что видел, с тем, что знаю, помоги связать в одно,
жизнь моя, кинематограф, черно-белое кино!

...Я готовился к операции. Неотвратимой. Варикоз. Вена выросла в предательский бугорок на икре. Предстояло хирургическое вмешательство без гарантий и без смысла. Вытянуть прохудившиеся сосуды, а на их место внедрить пластику. Но иначе сохранялся риск тромба или прочей подобной пакости. Короче, «резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита!» Я собрал все справки и направления. День операции был определен. Ждем-с.

— Николай Леонидович, может, не будем торопиться. Согласитесь, операция от вас никуда не уйдет. А если попробовать «велосипед»? А вдруг?

С тех самых пор каждое утро моей жизни начинается с «велосипеда» — лежа на спине, пять минут вращаю воображаемые педали. Операцию перечеркнули. Взбунтовавшейся вены как не бывало. Могу показать.

И еще. Владимир Сергеевич не жаловался ни на что, ни на кого и никогда. А ведь причин было вполне: судьба и трепала, и ранила ранимо. Но никогда никого брюзжания, никаких жалоб и претензий:

— Жизнь продолжается, не правда ли, Николай Леонидович?
— Именно так, Владимир Сергеевич. Именно так!

И продолжение следует.
Всенепременно.
Если ты весь мир приобретешь и душе своей не повредишь...

Николай МАЛЕЦКИЙ, режиссер-постановщик

 

назад

© ФИС 2018 Наш адрес 125130, г. Москва, а/я 198
Телефоны 8(495)786-6062, 8(495)786-6139