Сайт журнала Физкультура и Спорт

Время и люди Таинственная страсть — это жажда творчества и свободы

Алексей Самойлов

Роберт Рождественский. Перед броском штрафного

Многосерийный фильм «Таинственная страсть» о поэтах-шестидесятниках по одноименному роману Василия Аксенова, показанный осенью прошлого года на Первом канале отечественного телевидения, вызвал невиданный интерес широкой зрительской аудитории. Одних работа режиссера сериала Влада Фурмана и сценариста Елены Райской приковала к «ящику» как захватывающий детектив или матчи футбольного чемпионата мира, других возмутила пошлость этих страстей-мордастей, ходульность картонных образов знаменитых творцов.

Но смотрели все — и восхищенные, и возмущенные. Дмитрий Быков, писатель, поэт, литературный критик, верно заметил, что Василий Аксенов этот роман писал не для читателя, а для себя: «Видно, что ему было приятно говорить и думать о тех временах, потому что тогда неплохо было жить — дышалось; роман «Таинственная страсть» годится не как предмет для анализа, а как предлог для размышлений о природе времени и о зависимости искусства от эпохи…»

Один из персонажей «Таинственной страсти» — поэт Роберт Рождественский появляется на страницах только что вышедшей «Реки времен. Книги о Карелии и о жизни как даре небес» (Петрозаводск, «Острова», 2016) — книги о людях искусства, литературы, науки северного края. Ее написал давний автор нашего журнала петербургский литератор и журналист Алексей Самойлов. Он познакомился с Робертом Рождественским на спортивных площадках столицы Карелии в начале пятидесятых.

Как много — минута! Минута — как мало!
(Роберт Рождественский)

Во что только ни играл я в детстве, отрочестве, юности — от чижика и лапты до футбола, волейбола и баскетбола. В футбольной команде Закаменского переулка в Петрозаводске был нападающим, а в университетской команде в Ленинграде — вратарем. Кстати сказать, сам Пеле не только забивал голы на любой вкус, но и недурно отбивал мячи, что я наблюдал, когда в 1990-м приехал в Бразилию на чемпионат мира по волейболу как пресс-атташе мужской сборной СССР. В том году самая большая страна Южной Америки отмечала пятидесятилетие своего самого прославленного сына, и по телевидению с утра до ночи крутили фильмы с участием Пеле.

Я боготворил Пеле с лета пятьдесят восьмого, когда бразильцы стали в Швеции чемпионами мира, и планета запомнила имена волшебников игры в мяч — Пеле, Гарринчи, Диди, а мы, взрослые парни, без пяти минут выпускники филфака Ленинградского университета, как мальчишки, проводили в доме нашего товарища Бориса Грищенко на проспекте Маклина параллельный шведскому чемпионат мира по настольному футболу; в финале «бразильцы», ведомые младшим братом Бориса — Сашкой, сдававшим экзамены на аттестат зрелости, вырвали победу у сборной СССР — 5:3.

В Стокгольме в финале настоящего, а не пуговичного футбола сошлись бразильцы и хозяева чемпионата мира-58, хотя, будь судьба к нам поласковее, с волшебниками мяча должна была бы играть наша сборная: ведь на острие ее атаки был идеальный футбольный центрфорвард Эдуард Стрельцов из московского «Торпедо». Болельщиков и товарищей по сборной не покидало мистическое чувство, что Стрельцов может сделать на поле всё, что захочет, захочет забить гол — и забьет. И никто ему в этом не помешает. Помешали, однако, гениальному форварду, какие рождаются раз в столетие: Эдуард стал жертвой оговора по делу об изнасиловании и злостном хулиганстве и по приговору Мытищинского суда отправился мотать срок на зону. Выйдя на свободу после семи лет заключения, он снова творил чудеса, и в 1967 и 1968 годах был признан лучшим футболистом страны.

Слева направо Евгений Евтушенко, Булат Окуджава, Роберт Рождественский и Андрей Вознесенский

О чуде воскрешения Стрельцова, о таинственной страсти игры говорили тогда на кухнях не меньше, чем о политике. Говорили и писали стихи о необходимости переделать мир, чтобы был счастлив каждый. Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Владимир Высоцкий, Евгений Евтушенко, Булат Окуджава — имена кумиров шестидесятых, ставших героями последнего романа Василия Аксенова «Таинственная страсть» — о жажде творчества, которую невозможно задушить никакой власти, были у всех на слуху. Эпиграфом к первой книге романа о шестидесятниках Василий Павлович, с которым я познакомился в московском журнале «Юность», а потом встречался в ленинградской «Авроре», взял стихи Роберта Рождественского:

Мы судьбою не заласканы,
Но когда придет гроза,
Мы возьмем судьбу за лацканы
И посмотрим ей в глаза.

Ко второй книге романа, открывающейся главой «1980, июль. Ваганьково», когда Москва хоронила Влада Вертикалова (прозрачный псевдоним Владимира Высоцкого; Роберт Рождественский проходит в романе как Роберт Эр), следом за стихами Высоцкого о конях привередливых Аксенов ставит четверостишие Рождественского:

Израсходовался.
Пуст.
Выдохся.
Почти смолк.
Кто-нибудь другой пусть
Скажет то, что я не смог.

Когда покидают мир такие гении игры, как Высоцкий, такие поэты спорта, как Стрельцов (он умер 21 июля 1990 года, в день своего 53-летия, от жесточайшей болезни: облучился, когда сидел в зоне, и похоронен был на том же Ваганьковском кладбище в «писательской аллее», его имя присвоили торпедовскому стадиону, а в Лужниках поставили памятник), с горькой печалью думаешь о судьбе таланта в России, любимого народом и на дух не переносимого режимом. И Высоцкому не дали допеть, и стрельцовскую песню оборвали на щемящей ноте невообразимой высоты…

Когда в 1987 году Иосиф Бродский в Нобелевской лекции утверждал, что эстетика — мать этики, что звуки песни ставят под сомнение не только политическую систему, но весь существующий порядок вещей, он, по существу, развил пушкинскую мысль: поэзия выше нравственности. Страсть к игре для Пушкина была сильнейшей человеческой страстью. Как и первый русский поэт, Бродский был человеком игры, высоким пленником игры спортивной. Мячи летают в его текстах, словно на теннисных кортах, баскетбольных и волейбольных площадках, футбольных стадионах. В детстве Иосиф хотел стать футболистом и летчиком; если бы не больное сердце, он непременно испытал бы себя на футбольном поле.

Я написал об этом заметки «Из ионосферы с любовью», они вошли в «Единственную игру. Книгу не только о спорте» (СПб, «Гуманитарная академия», 2014). Под тем же переплетом напечатан мой очерк о Стрельцове «Некоронованный король футбола». И в 1958-м, и в 1986-м, когда в столичном издательстве вышла моя книга «Время игры», считал и сейчас считаю: если бы Эдуард в 1958-м поехал в Швецию, у футбола было бы два короля — Пеле и Стрельцов.

Поэзия, по Бродскому, колоссальный ускоритель сознания, мышления, мироощущения; испытав такое ускорение единожды, человек впадает в зависимость от этого опыта. Подобную зависимость, позволю себе дополнить нобелевского лауреата, мы обнаруживаем и когда устремляем взор на мир спортивной игры. Спорт стал в наши дни новой любовью человечества, возвышенной страстью прежде всего в силу заключенной в ней потенции ускорения мирочувствования, миропонимания, мироощущения…

В книге «Время игры» я написал и о короле футбола Пеле, и об учениках лучшего тренера мирового волейбола ХХ века ленинградца Вячеслава Платонова, и о короле карельского волейбола Василии Акимове, первом моем спортивном учителе.

Василий Филиппович Акимов, инвалид войны, авиационный механик, человек героический, добрый, веселый, был и первым тренером Роберта Рождественского.

Роберта мы называли «папа», у него был хороший прыжок, хотя для волейбола ему, пожалуй, не хватало резкости. Но играл он вполне прилично — и в волейбол, и в баскетбол. «Наука», команда Петрозаводского университета (Василий Филиппович учился на лесоинженерном факультете), была чемпионом Карелии, выиграть у нее местным командам было очень трудно. Мы, однако, в июне 1954 года, в финале кубка Петрозаводска студентов «приложили». Наш Вася был не очень расстроен: в команде школы № 22, обыгравшей «Науку», были два его ученика, Вовка Казанцев и я, мы жили в одном дворе, обоих выучил волейбольным премудростям самолично Вася. Так удивительно ли, что Вовка вел игру строго по науке, а я закручивал высоченные «чешки», чередуя их с сильными боковыми подачами?..

«Папа» до такого позора — проиграть школярам — не дожил, к этому времени он перевелся из Петрозаводского университета в Литературный институт в Москву. Мы знали, что он пишет стихи — их печатала местная «молодежка», а однажды они появились даже в «Огоньке»; счастливый автор принес журнал на стадион и читал их — это был стихотворный фельетон о стилягах: как и все мы, он расхаживал в просторных черных сатиновых шароварах и клеймил позором тех, кто носил брюки в дудочку. Васе стоило тогда больших трудов заставить свою «Науку» разминаться, все хлопали Роберта по спине, поздравляли — и больше всех его успеху был рад его первый тренер…

Разбирая в ночь с 9 на 10 сентября 2015 года свой архив, я нашел несколько листов из блокнота — «Ходы и эпизоды ко второй волейбольной картине». Первую — «Уравнение с шестью известными» — о сборной Советского Союза, вернувшей на родину в 1978 году, после шестнадцатилетнего перерыва, звание лучшей команды мира, мы с режиссером Виктором Семенюком сделали на Ленинградской студии документальных фильмов, вторую — «Прощай и здравствуй, волейбол» — начали готовить сразу после выхода «Уравнения».

В картину вошли не все эпизоды, намеченные сценаристом. Больше всего жалею, что не удалось снять эпизод о нашем первом тренере. Василия Филипповича, человека щедрого сердца и бескорыстной души, мы, его воспитанники — Владимир Слюсарев, Владимир Астраханцев, Владимир Строев, Станислав Торопов, Валентин Кошкин, Сергей Жуков, Михаил Попов и Роберт Рождественский, обожали.

Я согласен с Борисом Пастернаком: «Не надо заводить архива,/ Над рукописями трястись./ Цель творчества — самоотдача,/ А не шумиха, не успех». Думаю, и Роберт Иванович, нашедший упокоение, как и Борис Леонидович, на Переделкинском кладбище, был согласен в этом с Пастернаком. Но если бы я не хранил всевозможные наброски к сценариям, очеркам, повестям, не вел тридцать лет дневники, мне пришлось бы выдумывать, сочинять, что не пристало автору-документалисту… И сейчас, порывшись в монбланах журналов, загромождающих вместе с книгами наше с женой Светланой, баскетболисткой в юности, игравшей за сборную Карелии, двухкомнатное жилье на северной окраине Питера, я отыскал третий номер «Спортивных игр» за 1987 год, посвященный любимой игре Роберта Рождественского.

На мой вкус, баскетбол — самая зрелищная из всех игр с мячом. Иван Лысов, Казис Петкявичюс, Отар Коркия, Олег Мамонтов, Арменак Алачачян, Александр и Сергей Беловы, Модестас Паулаускас, Геннадий Вольнов — их игра восхищала и Роберта, и меня, как прекрасные стихи и божественная музыка.

Размышляя после прочтения «Таинственной страсти» Аксенова о своих друзьях-товарищах, гениальный скульптор Эрнст Неизвестный с особой симпатией писал о Роберте Рождественском, чистом и благородном человеке: «Когда он приходил ко мне в мастерскую, то приносил ощущение человеческого здоровья, красоты, гармонии. Всегда выглядел так, как будто только что выскочил из бассейна. Красивый, плечистый, губастый. Соглашусь с Аксеновым, Эр — Рождественский походил на негра. Загорелый, толстые губы. Прежде чем что-то сказать, он их выпячивал. В нем была мужская сила, сила альпиниста, лыжника…» Замечу в свой черед, что он был своим человеком в «игре Гулливеров», славил в стихах больших, высоких людей.

Ходят люди по улицам плавно —
ростом
выше столбов рекламных,
густолистых каштанов выше…
Из каких они сказок
вышли?
Ходят в красных костюмах,
в синих.
Малорослых и слабосильных
высотою своею
дразнят…

А вот как поэт говорит об этом, отвечая на вопросы журнального интервьюера:

«— У меня был первый разряд по баскетболу, и выступал я за команду Петрозаводского университета. В 1950 и 1951 годах играл в сборной Карело-Финской ССР. В Петрозаводске проучился только год, а затем перевелся в Литературный институт, в Москву. Здесь участвовал в соревнованиях творческих вузов, как наш институт, консерватория, ВГИК… Всегда играл центровым — рост-то у меня 183 сантиметра. Такова моя практика как действующего спортсмена. Ходил я и в «начальниках»: с 1974 по 1976 год был председателем Всесоюзной федерации баскетбола.

— Вам довелось быть свидетелем многих турниров и матчей самого высокого ранга. Как вы оцениваете роль тренера команды в ситуациях экстремальных, например, в трехсекундном эпизоде в олимпийском Мюнхене или в карусели, которая закрутилась на финише мирового первенства в Сан-Хуане, в Пуэрто-Рико?

— Тренерская работа в спорте — тяжкое бремя. А в баскетболе тяжесть этого бремени увеличивается стократно. Баскетбольный тренер на протяжении матча постоянно испытывает на себе шквалы своеобразного нервного шторма, кидающего его то в одну, то в другую сторону: его состояние изменяется от криков восторга до тихого шока, от всесилия до бессилия. Что касается конкретных ситуаций в Мюнхене и в Сан-Хуане, первая из них как нельзя лучше иллюстрирует только что сказанное. Убедительное преимущество над американцами на протяжении почти всего финала и… почти проигрыш! Вот тут-то и проявилось искусство тренера, сумевшего найти единственный ход в считанные секунды минутного перерыва и, упрятав под внешним хладнокровием свою бушующую и возмущенную душу, объяснить растерянным питомцам, что нужно делать».

Мне рассказывали потом, как завершил Владимир Петрович Кондрашин тайм-аут: «Что вы волнуетесь? Времени-то еще вагон!» И эти слова, которые игроки не раз слышали от своего наставника, в тот момент настолько успокоили и воодушевили ребят, что они отменно успели использовать этот временной «вагон». Вот что такое 60 секунд в жизни тренера…

Как много — минута!
Минута — как мало!..
Когда уже до пораженья недолго,
приходит она, как небесная манна, — минута.
Одна лишь минута.
И только…
Команда похожа на плотную стайку,
никто виноватым не хочет казаться.
— Опять суматошною вышла атака…
Опять…
Игроки друг на друга косятся.
Взлохмачены.
Дышат, как после погони…
А тренер — без крика и без обвинений:
— Спокойней, ребята…
Возьмите плотнее
девятку…
Игра будет нашей…
Спокойней…
Хоть он говорит немудреные вещи,
хоть всё это и без него понимали,
но слушает каждый с особым вниманьем,
как будто стараясь запомнить навечно.
И вот уже кто-то смеется, как будто
Уверенность силы прибавила вдвое.

Алексей САМОЙЛОВ Источник фото http://www.cnopm.ru/basketball/interviews/1987/march/robert_rozhdestvensky