о журнале   публикации  книги контакты   подписка заказ!
Предлагаем, размышляем, спорим
Как попасть на прием к спортивному врачу?

Оксана Тонкачеева

Доктор Орджоникидзе оказывает помощь футболисту сборной России Алексею Смертину. Фото начала 2000-х годов
Доктор Орджоникидзе оказывает помощь футболисту сборной России Алексею Смертину. Фото начала 2000-х годов

Каждое громкое спортивное событие, будь то Олимпиада, чемпионат мира по легкой атлетике или футболу, выносит на улицы наших городов толпы людей в спортивных костюмах, которые бегают, катаются на велосипедах, висят на турниках, занимаются на уличных тренажерах.

Согласно официальной статистике, к 2020 году число физкультурников у нас в стране должно достичь 40 миллионов. При этом очевидно, что каждый из этих людей должен быть обследован спортивным врачом соответствующим образом, иметь его заключение, рекомендации и допуск к тренировкам. Врач обязан убедиться, нет ли у человека противопоказаний для занятий выбранным им видом спорта, определить возможные риски, при бесконтрольных тренировках способные привести к весьма плачевным результатам. Но как всё обстоит на самом деле?

Об этом корреспондент «ФиС» решил поговорить с главным специалистом Москвы по спортивной медицине, доктором медицинских наук, заслуженным врачом России, экс-главным врачом сборных команд СССР и России по футболу Зурабом ОРДЖОНИКИДЗЕ.





— Зураб Гивиевич, за вашими плечами три летние Олимпиады — в Москве-1980, Сеуле-1988 и Барселоне-1992, одна зимняя Олимпиада — в Сочи-2014, а также два чемпионата мира и два чемпионата Европы по футболу, где вы сами врачевали. Поэтому не затронуть тему главного спортивного события лета-2018 не могу. Интересный чемпионат мира по футболу получился, согласны?

— Очень. Мало того, я скажу (а мне есть с чем сравнивать — в Москве в год проходит до 7 тысяч различных соревнований): такого медицинского обеспечения, как на этом чемпионате, нигде никогда не было. Несмотря на то, что опыт у нас накоплен большой — например, с Викторией Асланбековной Бадтиевой, директором московского научно практического центра медицинской реабилитации, восстановительной и спортивной медицины ДЗМ мы работали еще во время Олимпиады в Сочи, — к этому событию мы готовились в течении трех лет.

У нас на всех стадионах, на всех уровнях дежурили специально обученные бригады врачей, способные оказать помощь на месте или доставить пострадавшего в больницу. В подтрибунных помещениях на каждом уровне располагались медпункты, круглосуточно работала «скорая помощь».

Чемпионат мира-2018. Врач сборной России Эдуард Безуглов оказывает помощь Алану Дзагоеву
Чемпионат мира-2018. Врач сборной России Эдуард Безуглов оказывает помощь Алану Дзагоеву

— Игроки за помощью обращались?

— Проблемы спортсменов — это секрет, который никогда никому не выдается. Это всегда так. В командах же есть свои врачи, поэтому обычно для футболистов медпункт устраивается на спортивной базе или в гостинице, прямо в номере у врача. Но, например, в Международном вещательном центре, где я бывал каждый день, было много обращений в медицинские кабинеты, что неудивительно, ведь люди (более трех тысяч специалистов) работали круглосуточно.

— А теперь попробуем опуститься на землю… Представить, что нечто подобное будет окружать нас в повседневной жизни, что обычный горожанин, который регулярно выходит на пробежки или идет в бассейн, сможет при необходимости в любой момент обратиться к спортивному врачу, очень сложно.

— Да, несколько лет назад кто-то наверху решил внедрить такую систему: каждый человек прикреплен к конкретной поликлинике. И теперь сложилась такая ситуация: чтобы физкультурник, а тем более спортсмен, не входящий, скажем так, в систему Москомспорта, смог попасть в врачебно-физкультурный диспансер, он должен получить направление из «своего» лечебного учреждения. А это значит, что нужно сначала записаться к врачу в поликлинике, потом отстоять с талоном в очереди, затем объяснить свою проблему специалисту, который в спортивной медицине, скорее всего, ничего не смыслит…

Но, как я люблю повторять, спортсмен, который бежит быстрее ветра, плывет порой быстрее каноэ и поднимает груз не меньше, чем у экскаватора, не пойдет становиться ни в какую очередь, ему жалко тратить на это свое время. Всё пущено на самотек.

— Понятно, что плачевное состояние, в котором сейчас находится спортивная медицина у нас в стране, имеет глубинные корни. Но неужели всё настолько плохо?

— К сожалению, многое из былых достижений утеряно. Вдруг нашей спортивной медициной начали заниматься люди, которые никогда этой наукой не занимались. Но мы пока еще не утратили своих позиций, еще как-то пытаемся держаться на плаву, однако не хватает мощностей на то, чтобы охватить тот объем людей, которые занимаются физической культурой и массовым спортом.

В Москве, например, около 100 тысяч врачей, из них только 80 человек — спортивных.

— Сейчас ведь, насколько известно, в нашей стране вообще не готовят таких специалистов?

— У нас есть кафедры спортивной медицины в нескольких институтах — в первом меде, во втором, в третьем… Но что такое кафедра? Это всего лишь несколько часов обучения. Как можно за 30—50 учебных часов изучить все проблемы, которые затрагивает спортивная медицина?

Есть двухлетняя ординатура. Но люди, которые там преподают, как правило, не сильно разбираются в предмете, их знания поверхностны. Вот пока у нас ничего не изменится на этой стадии, мы будем продолжать падать по наклонной. Хотя порой мне кажется, что падать уже некуда.

Почему случились эти допинговые скандалы? Мы сами дошли до этого. Спортивная медицина в СССР была одной из сильнейших в мире, у нас были хорошие восстановительные методики, потому что этой проблемой занимались.

— А сейчас никому нет дела?

— Сейчас медицина на вторых ролях, поэтому нашим спортсменам так трудно защищаться. Помню, в начале 80-х я трудился в Управлении медико-биологического обеспечения сборных команд СССР — была такая отдельная структура при Госкомспорте. Там работали 100 врачей и 200 массажистов.

Так вот, тогда еще не было компьютеров для широкого пользования, мы разрабатывали и анализировали программу медицинского сопровождения с помощью ЭВМ. Приходили в зал, где стояли эти машины, забирали огромные бумажные простыни с распечатками, склеивали их, что-то дописывали от руки и шли защищать программу медицинского обеспечения команды на целый год. Причем всё подробно расписывали на каждый сбор. И обязательно со всеми согласовывали: с комплексной научной группой (КНГ), с тренером… Каждый знал, за что он отвечает.

Сейчас все говорят: допинг, допинг… Но есть ведь и недопинговые методики повышения работоспособности. На них надо обратить внимание, надо их разрабатывать. А то приходит к нам человек с якобы новой методикой, мы видим, что она для современного спорта уже не столь эффективна, и, естественно, ее заворачиваем. Так он эту программу несет к другим специалистам. И тот, кто в подобных вещах плохо разбирается, может сказать: «Отлично! Мы это будем применять». И применяют. Но мир-то давно ушел вперед. И в этом, я считаю, у нас огромный пробел.

— Складывается впечатление, что сегодня спортивному врачу неуютно не только в нашей современной медицине, но и в нашем спорте. Врач часто чувствует себя чуть ли не обслуживающим персоналом для спортсмена.

— «Вы меня так рано не будите. В день игры я не завтракаю», — сейчас такое можно услышать. Но ведь это же полная ерунда. Обязательно надо завтракать! Надо пополнять организм углеводами и другими микроэлементами, чтобы выступить вечером.

Да, раньше никто не позволял себе такого.

— Если вернуться к проблеме квалификации врачей…

— Сейчас, например, за 4 месяца можно из невролога стать спортивным врачом. Или из стоматолога. Достаточно просто курс прослушать. А в Италии, например, для получения диплома спортивного врача нужно проучиться пять лет. В институте спортивной медицины в Риме, куда не так давно ездили наши специалисты, вам целый день будут читать лекции только по спортивной эндокринологии. Представляете, какие узкие специалисты востребованы сегодня в спорте?

— А есть у нас те, кто хотел бы учиться на спортивного врача по-настоящему? Ведь прошли Олимпиада в Сочи, чемпионат мира по футболу, а впереди — зимняя Универсиада в Красноярске. Казалось бы, всплеск интереса к профессии обеспечен.

— На мой взгляд, нет особого интереса. Правда, вот не так давно мне рассказывали, что на медицинском факультете МГУ появилась плеяда молодых людей, которые не прочь пойти в спортивную медицину. Посмотрим…

Дело ведь в том, что хороший спортивный врач, как и уникальный спортсмен, извините за сленг, — это штучный товар. Он должен знать всё — от волос на голове и до кончиков пальцев на ноге. Надо знать травматологию, психологию, кожные болезни, внутренние болезни, мышечные и сухожильно-мышечные проблемы, опорно-двигательный аппарат, позвоночник — всё! И даже зрение, и даже ухо, горло, нос... Спортивный врач обязан отвечать на сотни вопросов и днем, и ночью.

Поэтому чем и отличается спортивная медицина, скажем так, от обычной? Она отличается тем, что мы должны очень быстро поставить диагноз и сразу же включиться в «бой» за здоровье спортсмена, чтобы вернуть его на площадку. А еще нужно быть коммуникабельным, уметь находить подход к каждому.

И еще: сегодня спортивный врач должен знать, как заполнять документацию. Есть так называемые терапевтические исключения. Для того чтобы спортсмен мог принимать необходимые ему лекарства, надо оформлять специальные бумаги. А у нас порой бывает, что оформлять то, что разрешено, боятся: «А вдруг что-то не то напишем?» Этому тоже надо учиться. Это очень серьезное направление в современном спорте.

И язык нужно знать — английский или французский, так как это два официальных языка ВАДА (Всемирного антидопингового агентства. — Ред.). Один некорректный перевод — и у спортсмена могут возникнуть проблемы.

Да и не забывайте: у нас сейчас появилась статья 230 Уголовного кодекса РФ. Где сказано, что если врач, массажист, медсестра и так далее будут замечены в том, что дали или посоветовали какой-то запрещенный препарат или субстанцию, они попадают под уголовную ответственность. Плюс на три года отлучаются от профессии. А если со спортсменом что-то произошло — он стал инвалидом или, не дай Бог, ушел из жизни, тогда медику может грозить срок до трех лет лишения свободы и до пяти лет отлучения от профессии.

Конечно, все эти факторы, скорее всего, отпугивают от профессии спортивного врача, чем привлекают.

— А откуда сейчас идет приток врачей в сборные команды страны?

— По знакомству в основном. Мол, хороший парень, спокойный, коммуникабельный. А ведь чтобы более менее освоиться в профессии, нужно три года, как минимум. При этом на «первых номерах» они не могут учиться, как вы понимаете, а это зачастую так и происходит.

— Выход есть, Зураб Гивиевич?

— Я бы создал факультет спортивной медицины на базе одного из институтов (как был в СССР факультет спортивной медицины в Тарту), где бы досконально изучалась физиология спортсмена, которая, между прочим, сильно отличается от физиологии обычного человека. Через пять-шесть лет получили бы готовых специалистов.

Мы постоянно говорим о том, что проблема назрела, но никто не слушает. А ведь если бы мы выпустили хотя бы один поток — 100—150 человек, то сразу бы очень сильно продвинулись вперед. Смогли бы обеспечить кадрами если не всю страну, то хотя бы крупные спортивные регионы — Москву, Санкт-Петербург, Краснодар, Ростов-на-Дону…

Если мы хотим быть в спорте первыми или хотя бы вторыми в мире, то, думаю, настал момент обсуждать этот вопрос на уровне руководства страны. Пока же у нас вырастают самоучки.

— Сегодня спортивная медицина находится в ведомстве Федерального медико-биологического агентства, а заказчиком выступает Министерство спорта РФ. Чтобы не было эффекта, выраженного в русской поговорке «У семи нянек дитя без глазу», начальник должен быть один?

— Да. Несколько лет назад я считал, что спортивная медицина должна находиться на балансе Министерства здравоохранения. Но сейчас понимаю, что это было ошибкой. Я бы отдал финансирование в Министерство спорта. Вот есть спорт, а у него есть своя медицинская структура, которая будет полностью отвечать за то, что происходит.

— В своих публичных выступлениях вы нередко приводите не очень радужную статистку. Например, в 1956 году в Москве проживало около 5 миллионов жителей, спортом занимались 500 000 человек. Тогда действовало 29 врачебно-физкультурных диспансеров. Сейчас в Москве примерно 12 миллионов, из них 3,5 миллионов занимаются физкультурой и спортом. А в столице действуют всего лишь 7 врачебно-физкультурных диспансеров и одна клиника спортивной медицины. И это в Москве…

— Могу добавить: даже в тех диспансерах, которые остались, не хватает технического оснащения. Ведь что такое обследование в спортивной медицине? Это не обычная диспансеризация, а углубленное медицинское обследование — УМО, которое требует определенной диагностической аппаратуры и, что самое главное, специалистов.

Мы можем проводить УМО юных спортсменов до 18 лет на сумму, не превышающую 4,5 тысячи рублей. Но что можно на эти деньги исследовать? При нынешних ценах даже на расходные материалы не хватит. Но хорошо, что есть хоть что-то.

Что делать? Идея давно витает в воздухе — объединить все оставшиеся диспансеры в единый центр. У нас же многие медицинские учреждения ютятся в старых зданиях, на первых этажах жилых домов, там узкие коридоры, маленькие кабинеты. Оборудование для функциональной диагностики в эти 30 квадратных метров буквально втискивается. Но чтобы разместить всю необходимую сегодня аппаратуру и проводить процедуру обследования качественно, на уровне мировых стандартов, нужна площадь в 150 квадратных метров, не меньше.

Несколько лет назад была договоренность о том, что под наши нужды отдадут одну большую больницу — бывшую, в центре города, недалеко от метро. Но потом какие-то люди подсуетились, и на ее месте решили строить жилой комплекс. Конечно, это хорошая прибыль. На спортивной медицине никогда столько не заработаешь. Но зато можно повысить престиж страны.

А ведь можно было бы все эти «узкие» помещения сдать государству — взамен одного большого здания. Мы бы там создали крупный центр спортивной медицины, где любой желающий мог бы пройти УМО, открыли бы на его базе ординатуру, студенты могли бы получать здесь практические навыки, прежде чем направляться на работу в команды… Это было бы, знаете, как тонущему человеку глоток воздуха дали, и он — ожил.

— Опять приведу «ваши» цифры: в одной только Москве около 130 тысяч спортсменов до 18 лет. А сколько их по всей России? Вот сейчас мальчишки посмотрят трансляцию чемпионата мира по футболу, выбегут во двор поиграть, попросят папу с мамой записать его в футбольную секцию и…

— С детьми и подростками та же самая ситуация. Контроль за состоянием здоровья возложили на детские поликлиники. Сейчас департамент здравоохранения Москвы решил открыть в 40 поликлиниках города кабинет спортивного врача. Если у ребенка выявят какие-то проблемы и возникнут сомнения на предмет физических нагрузок, специалисты врачебно-физкультурной службы будут выступать в качестве экспертов.

Но я бы хотел обратить внимание на такой момент: всегда ли сами родители готовы к такому обследованию? Иногда складывается впечатление, что далеко не все считают его необходимым, даже если финансовая возможность имеется.

Самоконтроль должен быть в любом случае. А у нас родители могут делать ребенку дорогие подарки, поехать с ним отдыхать на Бали, а вот найти средства на то, чтобы сделать ребенку электрокардиографию, порой не могут.

Или другая крайность: родители выкладывают огромные деньги за сомнительные обследования своего ребенка. Вот одна организация определяла по генам, какой из ребенка получится спортсмен. Брали за услугу 12 тысяч рублей! Потом говорили: «Из него получится Роналду!» Родители довольны. Но это же блеф! Для того чтобы проводить подобные генетические исследования, нужны серьезные средства, хорошо оснащенные лаборатории, солидная база данных. Как минимум, 150—200 тысяч образцов нужно проанализировать, чтобы делать какие-то выводы.

То есть у нас, с одной стороны, вот эти самые 4,5 тысячи рублей (слезы, конечно, но здесь, по крайней мере, можно хоть какие-то полезные данные получить), а с другой — лаборатории, по которым очень много вопросов. Вот и получаются у нас эти «ножницы». А в середине — ноль…

Беседу вела Оксана ТОНКАЧЕЕВА



От редакции. Хочется верить, что взволнованная речь аксакала отечественной спортивной медицины будет услышана теми, от кого зависит судьба этой далеко не самой благополучной медицинской отрасли.

Надеемся на оперативную реакцию первых лиц Министерства спорта и Министерства здравоохранения Российской Федерации. И будем, выражаясь медицинским языком, держать руку на пульсе, ожидая решения проблем, заостренных доктором Орджоникидзе, ведь от этого во многом зависит здоровье миллионов людей, занимающихся физической культурой и спортом.

 

назад

© ФИС 2018 Наш адрес 125130, г. Москва, а/я 198
Телефоны 8(495)786-6062, 8(495)786-6139